Ricardo Reis tem a carta na mão, não a abriu, depois pousou-a sobre a mesa-de-cabeceira, sobre o deus do labirinto, iluminada pela luz pálida do candeeiro, ali lhe apeteceria deixá-la, quem sabe se por vir tão cansado de ouvir crepitações de foles rotos, os pulmões portugueses tuberculosos, cansado também de ter palmilhado a cidade, no espaço limitado por onde incessantemente circula, como a mula que vai puxando a nora, de olhos vendados, e, apesar disso ou por causa disso, sentindo por momentos a vertigem do tempo, o oscilar ameaçador das arquitecturas, a viscosa pasta do chão, as pedras moles.
Рикардо Рейс, не вскрывая, держит письмо в руке, а потом кладет его на освещенный настольной лампой столик возле кровати, на бога в лабиринте, так захотелось ему поступить с ним, здесь его оставить, а почему? может быть, устал за день, выслушивая похрипыванье, иначе называемое крепитацией, прохудившихся мехов, кавернозных португальских легких, устал и бродить в замкнутом, необновляемом пространстве квартала, подобно кляче, что качает воду, и, подобно кляче, на глазах его шоры, но, несмотря на это или именно благодаря этому, время от времени он чувствует - кружится голова от лета времени, угрожающе качаются дома и дворцы, вязко липнет к подошвам почва, оскальзывается на мокрых камнях нога.